Мы хотим вернуть брюки. И свидетельство тому — Леди Гага. Та, которая на ежегодном мероприятии «Женщина в Голливуде», организованном в Лос-Анджелесе журналом Elle, появилась в мужественном, безразмерном сером костюме Marc Jacobs. Не прошло и минуты, как все начали комментировать — не совсем удачно — ее выбор. Она, видимо, заметив это, выходит на сцену и произносит медленную, торжественную речь. Которая начинается прямо с платья. Она утверждает, что в этот момент поняла, о чем должна была говорить. ‘В этом костюме я чувствую себя сегодня самим собой, — говорит он. То есть в этом костюме я чувствую себя сегодня самим собой. И она продолжает: та, у которой до сих пор не хватает смелости назвать имя мужчины, совершившего над ней сексуальное насилие в 19 лет, та, которая живет с хронической болью фибромиалгии, та, которой всегда приходилось слушать, как мужчины говорят ей, что она должна или не должна была делать, теперь заявляет: «Я беру назад право слушать, как мужчины говорят ей, что она должна была делать. Сегодня я ношу брюки».
Новое силовое одеяние
По-английски это можно назвать statement, т.е. решительное заявление о намерениях. Этим Гага переосмыслила концепцию «power dressing» — мужского стиля в одежде женщин 1980-х годов. Тот стиль, благодаря которому Армани стал Армани: строгие костюмы, большие плечи, которые носили Мелани Гриффит и Сигурни Уивер в кино (фильм 1988 года «Женщина в процессе создания») и которые в повседневной жизни были броней, которой защищали себя карьеристки из плоти и крови. Чтобы не показаться женственной в рабочем мире, где женщина означала помощницу, а не менеджера. Сегодняшний жест Гаги говорит нам о том, что эпоха стойкости закончилась, пришло время брать власть в свои руки. И никто лучше женщин не знает цену одежде, когда речь идет о революции. Американские феминистские антитрамповские движения родились с розовым беретом. Но, вернемся на несколько лет назад, — это жженые бюстгальтеры 68-го года. Затем, в начале нового века, джинсы ежегодного Дня джинсовой одежды, кампания, начатая в Италии и распространенная по всему миру компанией Guess, где брюки стали символом борьбы с изнасилованиями.
История с далекими корнями
Мужская одежда — это не только протест. Это еще и история гламура. Героиней жанра была Марлен Дитрих, которая носила белые двубортные пиджаки, фраки и курила сигары. Но это была сладострастная трансгрессия: она не создавала мужчину, она его провоцировала. Так и Мадонна в кадре, отдающем дань уважения немецкой диве, где женственность возвышается за счет маски двусмысленности. Вызов, брошенный культурному феномену, имеет далекие корни. Они варьируются от мифа об Орландо Вирджинии Вульф (1928) до Джулии Эндрюс en travestie в «Викторе Виктории» (1982), от Гвинет Пэлтроу в «Влюбленном Шекспире» (1998) до Шанайи Твейн, поющей в пиджаке «Мужчины! I feel like a woman (1997), и это лишь несколько примеров. Кстати, о женских пиджаках: культ, зародившийся у Ива Сен-Лорана в 1966 году и затем циклически возрождавшийся. Осенью 2006 года Viktor&Rolf создал его для коллекции H&M, а этой зимой Ralph Lauren возвращает его на подиум. Это напоминает мужской костюм в версии «она», который теперь стал обязательным атрибутом подиумов.
Признак открытости
Брюки, которые хочет и берет Гага, пожалуй, больше похожи на брюки писательницы Лары Карделлы из итальянского бестселлера 1989 года «Volevo i pantaloni». Это брюки возможности, то есть, прежде чем обладать властью, взять свободу быть и делать то, что хочется. Новые поколения, переменчивые не только по полу, но и по мышлению, знают это лучше других. Поэтому неудивительно, что Кара Делевинь на свадьбу британской принцессы Евгении Йоркской пришла во фраке и шляпе и была самой свежей и элегантной из всех гостей. Как, впрочем, и из всех гостей. Если правда, что новая мужественность — это не чувственность и не провокация, не подражание и не стремление к утверждению, а свобода, то, возможно, мы наконец-то достигли того, на что надеялась писательница Рона Яффе в 1958 году: мы берем «Лучшее из жизни», как назывался ее роман. Будь то работа, любовь или платье, которое кто-то назвал мужским. А в нем мы чувствуем себя великолепно.
